Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья - Страница 113

113

– Я не считал… я был пэром на вашей коронации, сир!

– О да! На коронации, которую требовала и устроила она – эта ваша Жанна – чтобы потом доказать всем, как я жалок в своей короне! Но поражение под Парижем всё расставило на места! Послушай на улицах, как её теперь называют!

– Значит, только ради этого…

– Я НЕ ЗАКОНЧИЛ!!!

Голос Шарля сорвался, и он перевёл дух.

– Что бы ты там ни думал, всё же я оказался куда прозорливее и великодушней всех вас. Дал вам шанс, предоставил возможности, хотя и рисковал! Но при этом, нисколько не сомневался в том, что успеха вам не видать! А, знаешь почему?

Шарль сделал паузу и уставился на герцога, ожидая встречного вопроса.

– Почему, сир? – нехотя выдавил из себя Алансон.

– Потому что Господь теперь говорит СО МНОЙ – со своим законным помазанником. И Он же меня оберегает!

Эти слова король почти прошептал, но герцогу его шепот показался громче крика. Если раньше и были надежды, что можно приехать в Сен-Дени, справедливо негодовать и требовать новых действий, то теперь становилось совершенно ясно – не страх, не нерешительность, а далеко идущие планы определяли все поступки короля. И, если конечной целью этих планов была дискредитация Жанны и отстранение её от армии, то последней фразой король ясно давал понять, что план удался и словно подводил черту под судьбой девушки.

– Раз вы так угодны господу, сир, чего вам было бояться? Он бы и Париж отдал нам для вас, – пробормотал Алансон.

Лицо короля вспыхнуло гневом в последний раз. Подавленный вид герцога вернул ему хладнокровие и способность продолжить беседу с нужной долей отстраненности. Поэтому, поборов минутное возмущение, Шарль произнёс почти ласково:

– Я боюсь измены, мой друг. Той самой, в которой так силён лукавый. Если он предал Бога, что ему Божий помазанник, ведь верно?

И едва улыбнулся явному смущению на лице собеседника.

– Ты просишь суда над собой и надеешься что там раскроется тайна, с которой ты и моя тёща столько носились? Что тебя она оправдает, а меня, скорей всего, окончательно погубит? Но до тайны дело может и не дойти, если к суду подключится инквизиция. А она обязательно подключится, уверяю! У священников давно руки чешутся доказать, что деревенская девчонка не может быть ближе к Богу, чем они. Так что, если хочешь, я назначу разбирательство, но будет оно, скорее, против Жанны. А ты… Уж и не знаю, в качестве кого ты предстанешь перед этим судом, но уверен, не героем. Впрочем, на выбор – или глупцом, или изменником, или еретиком. По старой дружбе позволю тебе решить самому. Но не надейся особенно на поддержку моей тёщи, она не так глупа. И не до того ей, насколько я знаю… А если ты сам попытаешься оправдаться тем, что шёл за Жанной, потому что видел в ней особу королевской крови, то добьёшься только одного – ко всем грехам твоей девицы добавится ещё один обман и клевета на правящий дом. Ты же, сразу явишь себя и еретиком, и изменником, и дураком, каких мало!

Как ни старался Алансон себя сдерживать, при этих словах рука его невольно упала на рукоять меча.

Шарль заметил.

– Всё-таки хочешь, чтобы я велел тебя разоружить?

– …

– Что? Я не расслышал.

– Нет… ваше величество.

– Значит, на разбирательстве ты больше не настаиваешь?

Герцог немного подумал.

– Если ваше величество не считает нас изменниками, то нет.

– Тогда готовь армию к возвращению в Жьен. Но так, чтобы ни один командир и ни один солдат не заметил твоего недовольства.

– А Жанна? – глухо спросил герцог.

По лицу Шарля расползлось удовлетворение. Этой минуты он и ждал.

– Будешь молчать о ней, и я по-прежнему готов считаться с Жанной, как с Девой Франции. Особенно теперь, после такого бесславного поражения. Я же говорил, что великодушен и поверженных врагов не пинаю. Но одно условие всё же поставлю – впредь ты должен держаться от неё подальше, и она пускай сидит смирно. А надзор за ней будет поручен тем людям, которых я определю и сочту достаточно благонадёжными.

– Вероятно, это будет кто-то из сторонников господина Ла Тремуйля, – не сдержал горькой усмешки Алансон.

И без того маленькие глазки Шарля совсем сощурились.

– Осторожнее с такими словами, герцог. Сторонники, противники… Здесь мой двор, и все вы мои подданные в равной мере. Кстати, ты заметил, я даже не спрашиваю, кто ещё знает о том, что Жанна, якобы, моя сестра?

– Вероятно, вам это и так известно.

Шарль засмеялся.

– Мне это просто не нужно. Изо всех опасны были только ты, как командующий, и мадам герцогиня, как организатор и вдохновитель. Но ты сейчас дашь мне слово, что всё забудешь. А с её светлостью… С ней, возможно, разговор впереди, и к нему я настолько готов, что даже хочу, чтобы он состоялся.

– Ко всему нельзя быть готовым, – не удержался Алансон, которому припомнилось решительное лицо сосланного Артюра де Ришемона. – Её светлость всегда желала вам только добра. Если её вы оскорбите так же, как оскорбили сейчас меня, последствия предугадать не получится.

– А у меня уже получилось, – тут же ответил Шарль.

Нанося свой последний удар, он поправил цепь на груди и с притворным сожалением развел руками.

– Знаю, как это тяжело – сознавать, что недооценил того, кого презирал. Но меня так долго обучали в Анжере премудростям политики, что я поневоле многому научился. Если ты намекал на опасность со стороны Бретонских герцогов, то снова ошибся. Ришемон, конечно же знает о Жанне – моя тёща не была бы собой, если б ему не сказала. Но и у меня есть что ему предложить, и мессир Артюр – я в этом абсолютно уверен – не откажется… Политика великая вещь, друг мой, и куда действеннее любого оружия, потому что уничтожает врагов только когда они уже совершенно ненужны, а до этого времени гибка и податлива, словно дамский цветок. Или хлыст – тут уж, как получится… Для меня услуга Ришемону пустяк, зато его сразу сделает союзником. И я приму дорогого Бретонца с распростёртыми объятьями, что, конечно же лучше, чем воевать против него без особой уверенности в победе.

113