Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья - Страница 202

202

– Теперь я готов настаивать на участии его величества в процессе! – возвестил торжественно Кошон. – И, если английская сторона по-прежнему заинтересована в казни еретички, готов поклясться, что в присутствии истинного помазанника Божия, чья чистая душа не знает никакой скверны, эта девица покается и признает, что вводила всех в заблуждение!

Лицо кардинала сначала выразило сомнение, дескать, быть такого не может! Потом вдруг прояснилось при воспоминании о чём-то более понятном, но, почти тут же, брови кардинала хмуро сошлись на переносице.

– Что вы имели в виду, говоря «если по-прежнему заинтересованы в казни»? – спросил он, крайне плохо скрывая обеспокоенность в голосе.

Кошон сделал испуганное лицо.

– О… Мне так показалось во время последнего разговора с его светлостью. Но, если вы ничего такого не знаете…

– Нет, не знаю. – оборвал Винчестер и капризно прибавил, – вы определённо что-то напутали, епископ.

Он снова откинулся на спинку стула, но благодушия в лице уже не было.

«Обиделся, – лицемерно посочувствовал Кошон. – Ну, ещё бы! От парламента претензии выслушивает, капризы короля терпит, и точно так же отстранён от главных событий, как и я… Ишь, глаза прикрыл! Соображает… К Бэдфорду за разъяснениями не побежит – слишком гордый, но и про моё предложение ему уже не расскажет!»

– Ещё вина? – спросил епископ вслух.

– Да. Да, пожалуй…

Винчестер нервно обтер ладонью губы и, потянувшись за бокалом, с показным равнодушием поинтересовался:

– Я не совсем понял, каким образом эта девица сможет покаяться перед королём? Это вы эзотерически… – кардинал неопределённо поводил в воздухе пальцами, – или есть какие-то методы воздействия?

– Есть методы воздействия, – эхом откликнулся Кошон. – Я хотел изложить их милорду регенту, но, поскольку с его стороны было велено никаких серьёзных мер к узнице не применять, поостерёгся.

– Да причём тут Бэдфорд?! – взвился кардинал. – Какое, по сути, дело может иметь регент Франции к инквизиционному суду?! Эти вопросы решает только духовенство, то есть, мы с вами, Кошон! Лично мне совершенно безразлично, какими методами вы заставите еретичку признаться, но зато очень волнует тот факт, что парламент, не сегодня – завтра потребует возвращения короля в Лондон! А тот, в свою очередь, почти каждый день спрашивает, причём, у меня, не у Бэдфорда – когда же, наконец, ведьму поведут на костёр, потому что ему обещали показать девку в день её казни!

Сочувственно моргая, Кошон кивал на каждое слово. А когда кардинал, наконец, умолк, развёл руками, дескать, как скажете, сударь, и пообещал:

– Дайте мне один месяц, ваше преосвященство, и я устрою всё так, что довольными останутся и парламент, и его величество, и даже милорд регент, что бы он там ни затевал.

– А французы? – помолчав немного спросил Винчестер, доказывая, что политический нюх не утратил.

Кошон с улыбкой снова развёл руками.

– А вот за французов не поручусь. Но зато и недовольство они выразить не смогут.

* * *

О том, что действовать нужно быстро и решительно епископ понял в тот день, когда узнал, что в Руан приехал Пьер де Монтон – советник, доверенное лицо и, фактически, правая рука Амедея Савойского.

Тут же по городу поползли слухи, что всё это неспроста. О посредничестве Амедея в дипломатических переговорах между герцогом Бургундским и французским королём сразу после захвата в плен Жанны, помнили многие, и появление его доверенного лица сочли попыткой договориться о её обмене на пленного Толбота. Слухи эти окрепли когда граф Уорвик устроил роскошнейший обед в честь господина де Мортона, и совсем уже обрели статус уверенности, когда стало известно, что на обеде присутствовали все участвующие в процессе представители Парижского университета.

Пиршество состоялось 13 мая. А уже 14-го было составлено и подписано послание Парижского университета, которое представляло собой заключение по делу Жанны и содержало двенадцать пунктов её обвинения. Ознакомившись с ними, Кошон сразу увидел все слабые места обвинения, по которым Жанну можно было признать просто легковерной выдумщицей, которая наказания, конечно, достойна, но не обязательно смерти.

Пять дней он бился с учёными богословами, чтобы ужесточить, хотя бы некоторые пункты, но успехов добился незначительных. Девятнадцатого мая послание было зачитано перед членами суда, и Кошону пришлось потратить немалую сумму, чтобы при обсуждении послания большинством голосов всё-таки были изменены формулировки в пунктах втором и одиннадцатом. Во втором, где говорилось об ангеле, якобы принесшем корону французскому королю было указание на посягательство на ангельский чин, а в пункте одиннадцатом к обвинению в идолопоклонничестве добавлено вызывание демонов. Против последнего активно запротестовали всякие Леметры и Ла Фонтены, но большинство проголосовало «за», и мягкотелым сторонникам компромиссов пришлось отступить.

Глядя на их растерянные, недовольные лица, Кошон, не без удовольствия представлял, как будут они оправдываться перед теми, от кого получили указания за спиной председателя суда. Он прекрасно понимал, для чего потребовались столь мягкие обвинения. Жанна ДОЛЖНА БЫЛА ИХ ПОДПИСАТЬ! Но самому Кошону было нужно, чтобы сначала она отказалась, а подписала бы потом, когда он сотворит своё «чудо». И обязательно в присутствии малолетнего короля!

23 мая Жанну привели в зал закрытых заседаний, где зачитали готовое обвинение. Девушка была всё ещё бледна и слаба после отравления рыбой, но держалась стойко. Любезно поданное ей для подписи перо отбросила в сторону и снова обвинила членов суда в душевной глухоте, которая не пристала служителям Господа!

202