Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья - Страница 77

Лёгкий тон Филиппа совсем не вязался с угрюмым молчанием Шарля, поэтому Ла Тремуй поспешил заполнить новую назревающую паузу.

– О, да, ваша светлость, я видел работы этого живописца, и в мирное время обязательно заказал бы ему портрет жены.

– Зачем же ждать, дорогой Ла Тремуй? Война только подстёгивает желания. Я не понаслышке знаю, как хороша мадам Катрин. Запечатлеть такой облик ваша святая обязанность. Обсудите всё прямо сейчас с моим канцлером. Услуги ван Эйка дороги, но они того стоят.

Ла Тремуй скрипнул зубами. Филипп мог бы попросить оставить его наедине с Шарлем более деликатным образом, учитывая отношения, которые связывали когда-то мадам Катрин с отцом герцога. Но, с другой стороны, от этой встречи Филиппа с Шарлем зависит очень многое и, в частности, судьба самого Ла Тремуя, так что, можно и потерпеть.

– Ваша светлость очень добры, – пробормотал он.

Перелез через дерево и пошёл к де Ролену, напустив на себя самый любезный вид.

Шарль усмехнулся.

– Я думал, вы лучше относитесь к Ла Тремую, герцог, – заметил он, немного нервозно. Было всё ещё неловко оставаться с Филиппом один на один.

– Зовите меня кузеном, сир. Так нам станет легче общаться.

Шарль вскинул на него глаза, но герцог не отвёл взгляд. Более того, чтобы рассеять всякие сомнения, добавил:

– Жизнь не стоит на месте, и мы должны меняться, если не хотим остаться в прошлом и сами стать тем, что прошло.

Шарль снова покосился на Ла Тремуя. Тот не знал как встать, чтобы следить и за герцогом, и за королём, и, одновременно, не отворачиваться от канцлера Ролена, который, словно нарочно удерживал его спиной к происходящему. И эта суетливость, почему-то, вызвала раздражение у короля.

– Давайте пройдёмся, кузен, – сказал Шарль. – Стоять на ветру в подмокшей одежде опасно.

– Опасного, к сожалению, очень много… – Филипп заложил руки за спину и пошёл рядом с Шарлем, поддевая носками сапог поникшую от влаги траву. – И менее всего опасно то, что более очевидно, не так ли?

Шарль напрягся.

– Вы этим хотели что-то сказать? Полагаю, какое-то новое предостережение?

– Я сказал то, что хотел и ничего больше. Сырость очевидна, мы знаем, что она опасна и принимаем меры… В политике самое очевидное это хитрость, поэтому она опасна не более простуды. Я же хочу быть для вас действительно опасным сегодня и предлагаю говорить начистоту.

– По-вашему, это хорошее начало для переговоров?

– Смотря, чего мы хотим добиться.

Они уже ушли с поляны под шатёр сине-зелёной листвы, и Филипп остановился.

– Здесь ваш Ла Тремуй уже не сможет нас видеть.

– Как и ваш канцлер.

Филипп впервые улыбнулся почти весело.

– Будь там только господин де Ролен, я бы не испугался сырости на открытом пространстве… Давайте, всё-таки, начистоту, Шарль. Вы хотели встретиться со мной один на один не ради переговоров. Есть обстоятельства, волнующие нас в равной степени, с той лишь разницей, что я точно знаю, чего бояться, а вы лишь интуитивно ощущаете угрозу.

Шарль опустил голову. Ему не нравилось это превосходство Филиппа, но противопоставить было нечего.

– Я ничего не ощущал, пока не получил намёки на какой-то заговор. Но теперь уверен, что причин для беспокойства нет. Коронация состоялась, чего мне бояться? Разве что подвоха с вашей стороны, кузен. Уверен, вы не сможете назвать ни одного имени.

– А вам бы хотелось услышать хоть одно?

– Думаю, разговор начистоту это предполагает.

– Тогда, для начала, ответьте мне сами – готовы ли вы услышать ту правду, которую я готов, наконец, сказать? Коронация – да – состоялась. Но короны в наше время легко одеваются и так же легко снимаются, особенно, когда появится претендент, скажем так, более удобный.

– Претендент?! – почти по слогам переспросил Шарль.

– Нет, – медленно выговорил Филипп. – Претендентка. Ваша сестра по матери, которую герцогиня Анжуйская тайно воспитала в Лотарингии, чтобы выдать за чудесную Деву, когда понадобится короновать вас – её же воспитанника, почитающего Анжу, как родной дом. Обстоятельства ей здорово помогли, и Дева стала ещё и освободительницей, точь-в-точь по пророчеству! Пока герцогиня для вас «матушка», вероятно, всё будет хорошо, и всё будет тайно. Но, случись так, что вы проявите своеволие неугодное её светлости, и о королевском происхождении Господней посланницы можно будет провозгласить открыто. Тем более, что все ваши преданные герцоги и лучшие военачальники, так безропотно вставшие под знамя крестьянки, наверняка, давно обо всём осведомлены. Не сомневайтесь, они охотно поддержат освободительницу Франции, которую Господь отметил своим доверием, а судьба – королевской кровью. Война есть война – это их жизнь, а если она ещё и победоносная, то и существенный доход. Кто знает, может потом Господь велит своей Деве завоевать – для Франции, разумеется – Сицилию, или Неаполь, где безуспешно бьётся Луи Анжуйский, старший сын вашей «матушки»… Было бы неплохо, как вы думаете?

Шарль почувствовал, что ноги у него слабеют.

Нет, он не был готов к тому, что услышал.

После слов о сестре, всё, что дальше говорил герцог, звучало, как сквозь туман, но каждое слово попадало точно в цель, усиленное обидами последних дней. Шарль изо всех сил пытался удержать лицо, которое словно теряло очертания, расползалось изумлением, неверием, ужасом и откровенной ненавистью, потому что неверие постепенно уступало место отчаянию! Да! Всё правда! Всё очень похоже на правду!.. Герцог выполнил обещание – он, действительно, стал опасен. Нанёс удар, почти смертельный! В его доводах не за что ухватиться. Разве что…