Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья - Страница 102

102

От злости у Алансона перехватило дыхание.

– Да, – закончил за него Рене. – Даже если Жанна победит, все наши церковники завопят, что истинная Дева никогда бы не подняла оружие в такой день, и станут требовать нового процесса, самым мягким исходом которого будет обвинение в грехе гордыни. Но Жанна не победит. За то время, что вы ждали короля, Париж успели укрепить. Три с половиной тысячи солдат кардинала Винчестерского и семь сотен пикардийцев герцога Филиппа, которыми командует весьма почитаемый в Париже Л'Иль-Адам – одного этого достаточно. Но есть ещё и купечество, и их прево де Морье, который когда-то очень преданно служил королеве Изабо, и для которого мы всё те же «проклятые арманьяки». Старосты всех городских округов занимаются обороной… Здесь теперь разобьётся любая армия, не то что эта, перестоявшая. И, поверьте, герцог, поражение в день Рождества Девы Марии будет истолковано при дворе должным образом.

Красный от бешенства Алансон со всей силы грохнул кулаком по столу.

– Почему?! Ну почему?! Что заставило Шарля так перемениться, что я готов руки себе отгрызть за то, что помогал его короновать?!

– Моя мать-герцогиня тоже об этом думала, но нашла только одну причину – худшую для нас, зато всё объясняющую.

– ???

– Королю кто-то сообщил, кем Жанна является на самом деле, и теперь она кажется ему опасней Бэдфорда, Бургундца и английского короля вместе взятых.

* * *

1 сентября, по совету Рене, Алансон, сцепив зубы, поехал в Санлис, но король его не принял по причине «лёгкого недомогания».

Тогда, отыскав Бурбона, герцог попытался у него, хоть что-то, узнать о причинах задержки, о возможности отдать приказ о начале штурма как можно скорее, а, заодно, поинтересовался, не показалось ли командующему, что тайна происхождения Жанны для Шарля уже не секрет? Однако, Бурбон и сам до конца ничего не понимал. На вопрос о том, почему король так медлит со штурмом, сказал, что, вроде бы, были посланы парламентёры к господину Л'Иль-Адам, и его величество хочет соблюсти все приличия – сначала дождаться ответа, и потом только давать сигнал к штурму. Что же касается Жанны…

– Мы всё равно не сможем узнать наверняка, а руководствоваться в таком деле одними предположениями опасно. Хотя… не знаю, утешит это вас, герцог, или насторожит, но о вашей выходке словно забыли. На всех советах король называет вас «наш авангард, с которым мы должны соединиться», и держит себя так, будто этот поход был им самим запланирован. А ведь сначала казалось, что опалы вам не миновать, даже при благоприятном завершении дела…

– Вы полагаете, он что-то готовит и потому затаился?

– Увидим… Но лучше бы вам с Жанной победить, ваша светлость.

– Вы полагаете, это возможно? Теперь, после таких проволочек?

– Я делал всё, что мог. Убеждал, приводил резоны, с которыми трудно было не согласиться, настаивал, в конце концов… Но сейчас не могу делать даже это, поскольку, дождаться ответа от Л'Иль-Адама – дело чести.

Возразить Алансону было нечего. И оставалось только надеяться на то, что парламентёры, посланные в Париж, вернутся достаточно быстро.

Но надежды не оправдались и тут. Только через четыре дня герцогу удалось, наконец, предстать перед королём с просьбой незамедлительно послать армию на штурм, поскольку уже стало известно, что добровольно Париж ворота не откроет.

Шарль был милостив, но отчуждён. Всем своим видом давал понять, что малейшая попытка надавить на него вызовет ответную реакцию, и тогда самовольный отъезд из Компьеня станет хорошим поводом не просто сказать: «Вы огорчили меня, герцог…», а принять меры жёсткие и более оправданные, чем эта сдержанная отчуждённость.

– Понять не могу, чего вы от меня хотите, – говорил он с кислым выражением на лице. – Уже пятое. Пока моё воинство дойдет до Сен-Дени и станет боевым порядком под Парижем, пройдёт как раз пара дней… Это вам не просто сорваться с места… А твоя возлюбленная Дева ждать не хочет ни минуты. Так что теперь только ей решать, какой день подойдёт для штурма. Запрещать этой девице что-либо, как я теперь понимаю, не может никто – она слышит святых, а мы люди простые… Однако, если моё разрешение для неё что-то значит, то получит она его не раньше седьмого.

Алансону кое-как удалось подавить в себе бешенство. Но на обратном пути, понукая коня так, что пена с его боков летела клочьями, герцог решил немедленно собрать военный совет и повторить акт самоуправства, только теперь в отношении Жанны. То есть, самим пойти на штурм, чтобы ей ничего другого не оставалось, кроме как следовать за ними. А где Жанна, там и победа! Даже если без королевского воинства.

Но военачальники, вопреки надеждам, герцога не поддержали. Даже Ла Ир, всегда готовый к решительным мерам, с сомнением покачал головой.

– Жанна побеждает только, когда сама уверена в том, что делает. Если ей необходимо королевское слово, что ж… Понять можно. Победить у нас и без того шансов мало, а если ещё и без приказа… да и без остального войска… Нет, я против такого дела.

Остальные согласились. И только де Ре промолчал. Когда совет закончился, он вышел вместе со всеми, далеко не пошёл – немного подождал и вернулся.

– Мне нужно сказать вам кое-что важное, сударь, – сказал в ответ на вопросительный взгляд. – Но так, чтобы кроме вас этого никто больше не услышал.

Усталый от неудач Алансон, выпроводил всю обслугу и нескольких дворян, получавших у него указания для ночного караула, потом указал де Ре на длинный кованый сундук, который последние дни служил ему и скамьёй, и постелью, а сам отошел к столу, приготовленному для обеда.

102