– Нет! – с нажимом повторил де Ролен. – Будь эта девица простой крестьянкой, каковой её пытаются представить, даже тогда я не доверил бы Грессару её пленение, потому что среди его бандитов до выкупа и суда она вряд ли доживёт. Но, даже если и доживёт, насилие над ней неизбежно – в этом ни Грессара, ни его людей не удержать. А мы с вами прекрасно понимаем, что подобное допустить нельзя! Хотя бы на тот случай, если на суде вдруг всплывёт правда о её происхождении… Нас не поймут в Европе, и более всего, в папском дворце!
Кошон нервно потёр переносицу.
– В таком случае мы и казнить её не сможем.
– Её саму мы не сможем казнить в любом случае. Но, если герцогиня Анжуйская не пойдёт на отчаянный шаг по разоблачению своих же дел, на костёр можно отправить кого-нибудь другого, а эту девицу надёжно припрятать. Уверен, милорд Бэдфорд охотно предоставит ей содержание, чтобы иметь средство воздействия на короля Шарля.
Кошон презрительно скривился.
– Я всё-таки склоняюсь к тому, что казнить нужно именно эту девицу, – почти капризно заговорил он. – Толку от неё немного, если будет сожжена какая-то другая. Как сможем мы предъявить её потом, если возникнет такая нужда? Будем, как герцогиня Анжуйская, сочинять сказки о божественном вмешательстве? Глупо… Весь смысл процесса – дискредитировать коронацию в Реймсе, а казнь после него станет и возмездием, и назиданием, и средством устрашения! А за Европу не волнуйтесь, там возмущение долго не живёт. Перед государями и папским престолом всегда можно выступить обманутыми, такими же, как и все они! И, пожелай герцогиня раскрыть свои тайны, в общем хоре возмущения мы тоже сможем возмутиться… Но я почему-то уверен, что открыто она на это не пойдёт.
– Вероятно, да, – согласился де Ролен. – Но речь не о герцогине, Кошон. Достаточно и того, что о королевском происхождении девицы известно нам…
Это «нам» он произнёс так, что прозвучало «мне и герцогу». И Кошон снова сжался, чувствуя себя безродным выскочкой.
– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – О том, к какому финалу привести процесс, у нас ещё будет время подумать. Сейчас мне хотелось бы узнать ВАШЕ мнение о плане поимки этой, якобы, Девы, который я предоставил в письме. Возможно ли его осуществление на бургундской земле?
Де Ролен снова поёрзал в кресле. Соединил кончики пальцев и задумался на несколько мгновений, постукивая ими по подбородку.
– План хорош, – сказал он, наконец. – Я думаю, в Бургундии найдётся человек, достаточно беспринципный, но и управляемый, чтобы хорошенько раздразнить французов… Но милорд Бэдфорд должен понимать, что перемирие обязывает моего господина, прежде всего, предложить пленницу на откуп её королю. Это законы чести, такие же непреложные, как и святость королевской крови. Иное дело, если король Шарль сам не захочет её выкупать. Но…
Губы де Ролена выгнулись, брови поднялись, как бы говоря: «Вот в чём сложность», а соединённые пальцы плавно разошлись в стороны, словно констатировали, что подобное, скорей всего, невозможно.
Кошон глаз от лица канцлера не отрывал. Меньше минуты понадобилось ему, чтобы понять всё невысказанное, но ответная реплика требовала времени.
– Что ж, справедливо, – пробормотал он, наконец, и окинул взглядом стол. – Но вы совсем ничего не съели, дорогой э-э… барон! Этот суп… он великолепен! Я просил приправить тимьяном… Вы любите тимьян? И спаржа с поджаренным луком… Позвольте, я налью вам немного?
Не дожидаясь ответа он встал, поднял крышку с тяжелой супницы и зачерпнул деревянным ковшом самую гущу. По комнате пополз густой аромат.
– Пахнет прекрасно, – заметил де Ролен.
– И вкус не хуже.
Кошон наполнил тарелку канцлера, потом свою, сел напротив и передвинул на середину стола блюдо с луковыми перьями и отрубевым хлебом.
– Пост, – сказал он, словно извиняясь. – Строгость в воздержании – вот то, в чём служители Бога сильны. К сожалению, вопросы чести – это удел жизни светской, и тут нам требуется хороший консультант. Помню, милорд Бэдфорд сказал мне как-то, что рыцарские законы писались при французском дворе, но там же и погибли. Он, несомненно, шутил, однако, в каждой шутке есть доля истины… Как вы думаете, барон, если я обращусь, к кому-нибудь… кому-то из людей родовитых и служивших при прежнем дворе… он не откажет посвятить меня в некоторые светские тонкости этих законов?
– Зачем вам? – не отрывая глаз от тарелки спросил де Ролен.
– Не хочу попасть впросак. Если французский король не захочет выкупать свою Деву, я должен быть уверен, что покупка её герцогом Бэдфордским произойдёт с соблюдением всех необходимых формальностей. Церковь не казнит, как вам известно, но, если придётся выносить смертный приговор, я должен буду передать девицу светскому суду, и в этом случае любой подвох может смазать впечатление. Английский парламент разочаровывать нельзя. Он ждёт от меня суда во имя славы Божьей и своего короля, поэтому использовать и предусматривать нужно всё…
Де Ролен приподнял брови, но глаз не поднял.
– Это ваше право, Кошон. Обратитесь к кому-нибудь…
– Знать бы ещё, кто более сведущ?
– Ну тут уж я вам не советчик. Моё общение с этим новым двором весьма ограничено. Пожалуй, я и общался-то только с господином де Ла Тремуем… Бывшим Великим Управляющим покойного короля.
Кошон внимательно посмотрел на жующего канцлера.
– Как, однако, совпало, барон! Я был намерен обратиться именно к нему.
Де Ролен с шумом втянул гущу с ложки, аккуратно вытер губы и отодвинул тарелку.
– Я обещал похвалить вас, Кошон. Но я сделаю больше. – Он лишь на мгновение позволил себе встретиться глазами с епископом и снова отвернулся. – Я похвалю ещё и вашего повара – его стряпня буквально лишила меня речи…