Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга третья - Страница 90

И улыбнулась.

Своих… Только что она подумала обо всём французском народе, как о СВОИХ подданных…

Хотя, почему бы и нет?

Столько лет занимаясь делами государства, разве не получила она право считать и его народ своими подданными? Вон они, жмутся к стенам домов и, прежде чем согнуться в поклоне, с любопытством заглядывают в окна кареты. Любого, кто стоит у самых вершин власти, им требуется осмотреть с особым вниманием, хотя, и они, и те, другие – все люди. И всё же, обычный солдат, или даже дворянин не из знатных, интереса к себе вызовет куда меньше, если вызовет вообще. А герцогиня, в потёмках своей кареты почти не видимая, всё равно, притягивает взгляды, как магнит. Почему? «Потому что они все – просто НАРОД, и их великое множество. А мы – единицы, каждый, с громким именем, титулом и всем известным гербом. Мы – те, кто меняет жизни этого множества и вершит их судьбы. Земные государи, как говорила донья Хуана, получившие от Бога право одной своей властью спасать души…».

Герцогиня отодвинулась от окна. Как давно не давала она себе труд размышлять вот так. Это было приятно. Но даже при всей приятности размышлений, грусти по ним совсем не было. Скорее, лёгкая усталость, которая приходит после удачно сделанного дела. «Что бы там ни думал Шарло, я имею право расслабиться. МОИМ подданным жаловаться не на что. Жанна, которую я им дала, уже спасла их тела. А Клод научит любить и понимать… Выходит, прав Шарль, что не желает больше воевать? От мира выиграют все… И Филипп будет рядом. В безопасности…»

* * *

Расположившись в покоях, которые король велел для неё приготовить, мадам Иоланда хотела сразу же пойти к нему, чтобы поздравить с новыми успехами и подробнее узнать о новостях. Но ей, чрезвычайно почтительно, сообщили, что с раннего утра его величество уехал поохотиться, и среди прочих приглашённых, с ним отправился граф Менский со своими людьми.

– Что ж, мне очень жаль…

Из всего услышанного мадам Иоланда поняла, что и Филиппа она тоже пока не увидит.

Она спросила, что делает Жанна и можно ли повидать её, но оказалось, что Дева в город не вернулась вообще. Предпочла разбить шатёр в лагере, среди своих солдат, потому что уверена – нового большого сражения не избежать, и следует хорошо подготовиться. С собой она оставила всех священников, которые сейчас проводят в войске богослужения.

Эта новость герцогиню слегка озадачила. Она уже знала, что близость большого английского воинства заставила Шарля вернуться в Крепи после того, как он, вроде бы, повернул армию на Париж. Но ничто здесь не указывало на подготовку к какому-то сражению. Скорее, наоборот. Король охотился, а в городе жизнь текла своим чередом, медленно и степенно. Так что, если бы не разбитый в предместьях огромный лагерь, чьи повозки, шатры и торчащие в небо осадные машины выстилали поле за стеной, можно было бы подумать о том, что мирная жизнь вернулась уверенно и обстоятельно.

И, тем не менее, Жанна готовилась сражаться.

Лёгкая, непонятная, пока ещё трепещущая, как слабый свечной огонёк, тревога заставила мадам Иоланду вернуться в покои и отослать приехавших с ней фрейлин за новостями и слухами. Ведь остался же здесь кто-то, кого можно расспросить! А сама она, впервые не зная, чем себя занять, подошла к окну и, глядя сквозь него на далёкие, бьющиеся на ветру знамёна, вдруг подумала, что видимо рано расслабилась так благостно.

Она перебирала в уме события последних дней, с горечью осознавая, что совсем в них не вникала, и не может сейчас даже строить какие-то обоснованные предположения, когда слуга доложил о приходе мессира Дю Шастель.

– Как я рада, Танги, что именно ты остался в этом вымершем городе! – с улыбкой повернулась ему навстречу герцогиня. – Сядь, расскажи подробно, что, в конце концов, происходит?! Одни говорят о мире, другие о новом сражении, и у меня сейчас такое чувство, словно я приехала не в Крепи, а снова в чужую страну, где мало что знаю и понимаю!

Танги отстранённо поклонился.

– Я тоже мало что понимаю, мадам. Или понимаю слишком много такого, что понимать не хочу.

– Объяснись. Что ты хочешь этим сказать?

– Не знаю, получится ли… Мои домыслы больше похожи на предчувствия, ваша светлость. Я не смогу что-то конкретно вам объяснить. Но, если эти предчувствия верны, хотя бы отчасти, то дела, что здесь затеваются, не для тех, кто приносил рыцарские клятвы. Во всяком случае, не для меня.

Что-то в тоне Танги заставило тревогу мадам Иоланды разгореться сильнее. Она опустилась на стул и, как прежде властно, почти приказала:

– Сядь и расскажи всё.

Мгновение рыцарь колебался. Потом вздохнул. Придерживая за рукоять меч на боку, встал на одно колено и согнулся так, что не стало видно его лица.

– Прошу извинить меня, ваша светлость. Я здесь, чтобы проститься. Вчера король принял мою отставку, сегодня я уже собрался и, выйдя от вас, сразу уеду к месту новой службы.

– Куда?

Голос мадам Иоланды не дрогнул, хотя сцепленные между собой пальцы на руках побелели.

– Господин де Ришемон давно зовёт меня на службу… Возможно, мы с вами больше не увидимся… Мне жаль. Но никакого рассказа не будет. Уезжать, оставляя вам свои сомнения, я не хочу. Его величество сам всё объяснит, и, может быть, вас его объяснения убедят…

– Скажи, Танги, – перебила мадам Иоланда, – если бы я не приехала в Крепи сегодня, ты бы вернулся в Реймс, чтобы проститься со мной?

Спина рыцаря согнулась ещё ниже.

– Мадам… вчера я увидел у короля вашего сына… со свитой… и решил, что теперь могу заехать в Реймс. Я бы не простил себе, если бы не повидался с вами… Но потом… Потом узнал, что ехать никуда не придётся…