– Ваше величество, если прикажете, я немедленно пошлю за ними погоню! – сразу заявил Ла Тремуй, демонстрируя полную осведомлённость о происшедшем. – Мои люди уже вооружены, полностью готовы и ждут только вашего слова…
Шарль поднял голову. Теперь его лицо было красным от гнева и приближающегося нового припадка.
– Вы с ума сошли, что ли?! – заорал он. – Какие люди?!!! К чему готовы?! КАК они собираются остановить это войско?! Маршалов, лучших командиров, одного из первых герцогов и эту вашу героиню, с которой все так носились, что теперь она смеет отвечать нам оскорблением?!!! Да ваши люди попросту примкнут к ним! А завтра и остальное войско двинется следом!
Вскочив на ноги, король бросился на присутствующих, расталкивая их и бормоча:
– Бурбон! Где Бурбон? Где мой командующий?! Пусть велит армии стоять на месте… Я сам её поведу. Но не сегодня… И не завтра тоже! Я дам им понять… и не позволю…
Последним он оттолкнул мажордома, осмотрелся совершенно дикими глазами и снова утих так же внезапно, как и вспылил. А потом побрёл по галерее, босой, путаясь ногами в длинной сорочке, кое-где прорвавшейся и грязной. Мажордом поспешил следом, делая знаки разинувшим рот пажам, чтобы не зевали и шли готовить королю воду для умывания. И тут вдруг Шарль ещё раз всех удивил. Резко остановился, распрямил плечи, обернул к Ла Тремую совершенно спокойное, как прежде, слегка надменное лицо, и ровным голосом приказал:
– Отправьте гонца к герцогине Анжуйской. Пусть передаст, чтобы не выезжала из Жьена без моего приказа… Потом найдите графа Менского. Я желаю задать ему несколько вопросов… И принесите мою корону. Я хочу убедиться, что её не увезли.
Как ни старалась мадам Иоланда подавить в себе это ощущение, а всё же с отъездом Танги дю Шастеля появилась у неё в сердце какая-то ноющая пустота. До самого вечера, пока не вернулся с охоты король, она просидела в своих покоях, то так, то этак перекраивая разговор с Танги. Выдумывала за него слова, которые хотела бы услышать, смягчала свои и что-то долго объясняла, как будто этот идеальный, по её мнению, разговор мог что-то изменить в уже произошедшем. Когда же бессмысленность занятия стала, наконец, очевидной, мадам Иоланда всерьёз задумалась о том, чтобы написать отцу Мигелю и попросить его вернуться.
Но тут же от этой идеи и отказалась.
Во-первых, потому что воспитание Клод слишком сильно изменило её духовника. И единственное, о чём он просил, отпуская девушку ко двору, это дать ему возможность пожить в Лотарингии, чтобы, хоть немного, в себе разобраться. А вторая причина, по которой мадам Иоланда не стала писать Мигелю, состояла в том, что само это письмо, словно бы узаконивало для неё то ощущение пустоты, которое появилось после отъезда дю Шастеля.
В итоге, шумное возвращение короля с удачной охоты пришлось кстати и избавило герцогиню от необходимости подчиниться слезам, которые её тоска неумолимо требовала излить.
Шарль явился в покои герцогини сразу, не сменив пропылённой потной одежды, и со всей свитой, такой же разгорячённой, как и он сам. Прямо с порога начал говорить о том, как соскучился. И о том, что это должно извинить неприглядный вид их всех, потому что желание видеть «дорогую матушку» сильнее всяких приличий, и сам он никогда не простил бы себе, если б заставил её дожидаться, Герцогиня не могла вставить ни слова, настолько король был весел, любезен и заботлив. Расспросил о здоровье, выразил восторг от её цветущего вида и «совершенно очевидного юного блеска в глазах», и потребовал от герцогини дать обещание, что впредь она будет беречь себя ради блага государства. На единственный вопрос о переговорах с герцогом Филиппом, который ей удалось вставить, ответил со смехом, что уроки, полученные в Анжере, даром не прошли, и дела обстоят прекрасно. А потом ловко увёл разговор в сторону.
– Вы доставили мне огромную радость своим приездом, мадам, – добавил Шарль напоследок. – Но, боюсь, в Крепи будет очень скучно. Надеть доспехи я вам не позволю, а, кроме как воевать, здесь больше нечего делать. Поезжайте в Жьен, матушка. Там сейчас ваша дочь-королева. Развлеките себя чем-нибудь, кроме государственных дел. А я велю составить для вас достойный эскорт, который возглавит…
Король обернулся к свите и, будто бы наугад, ткнул пальцем в Филиппа де Руа.
– Вот, хоть этот красавец. Сегодня на охоте он отличился, и вполне достоин награды. Уверен, наш маленький Шарло сможет обойтись без него несколько дней, не так ли?
Граф Менский со смехом поклонился. Поклонился и Филипп.
– Для меня это не только честь, но и удовольствие. Благодарю вас, сир.
– Вот и славно!
Шарль азартно потёр руки, и словно только теперь заметил оставшуюся на ладонях засохшую кровь.
– Нет, определённо, я должен привести себя в порядок. Завтра рано утром мы выступаем, но я надеюсь, что ещё успею обнять вас, дорогая матушка…
Он ушел так же шумно и весело, как явился. Придраться было не к чему – заботливый король проявил уважение, которое оказывалось далеко не каждому. Он продемонстрировал всем, что матушка для него, как всегда на первом месте, и её благополучие заботит его в любое время. Но почему-то у мадам Иоланды осталось ощущение, что её, хоть и любезно, но мимоходом выставили вон. И более всего насторожила эта услуга с эскортом. Почему Филипп? Его, якобы случайный, выбор был настолько нарочит, что сомнений не оставалось – Шарль умышленно выбрал де Руа в сопровождающие. Но почему он это сделал? И почему, раздраженный и нетерпимый во все последние их встречи, стал вдруг сегодня так мил и заботлив?